На ордене хочу остановиться чуть подробнее. Потому что в имеющихся материалах почему-то фигурирует орден Красной Звезды. Но орден Славы 3‑й степени я держал в руках. Может, по статусу «звёздочка» даже выше. Но люди воевавшие «Славу» ценили больше. Потому что награждали ею рядовой, сержантский состав и младших офицеров «за личные славные подвиги храбрости, мужества и бесстрашия». Своего рода аналог «солдатского Георгия»! А «Красную Звезду» можно было получить, в конце концов, и за выслугу лет. И журналистов иногда награждали. И войсковые части. И организации - та же газета «Красная Звезда» была награждена орденом Красной Звезды!
И не зря же кавалеры всех трёх степеней ордена Славы приравнивались по положению к званию Героя Советского Союза!
Орден же «нашёл» Иллариона Ивановича только в конце 70‑х, почти через 35 лет после Победы. А ещё через несколько лет … был украден!
...Наступление продолжалось. В ночь с 4 на 5 июля получили приказ - сапёрам идти впереди самоходок, впереди пехоты, снимать мины.
И пятого его подстрелили. Сквозное пулевое ранение в ногу, перебита кость. Потом ему рассказали, что перебитая нога лежала на плече! «Ты ногу с плеча снял, положил её на здоровую и пополз назад».
Один из его несбывшихся планов - попасть в Финляндию и попробовать найти того пулемётчика, который его тогда не добил! «Ведь видели, что живой! А для того, чтобы снять с плеча ногу и переложить, надо сесть. Видно, решили, что этот не вояка!»
Был вытащен, отправлен в госпиталь. Госпитали в Тюмени, в Омске. Многомесячное лечение. Несколько операций. Нога стала короче на 5 сантиметров. Комиссован по инвалидности в 45‑м.
Осколки выходили ещё лет тридцать. Иногда рана вскрывалась, и приходилось ложиться в больницу.
День 5 июля Илларион Иванович отмечал впоследствии, как второй день рождения, так как считал, что не будь тогда ранен, то был бы убит! «Лез вперёд! А то подумают, что Ларька трус!»
Подлечившись дома, уехал в Ленинград. Работал на Балтийском заводе, в меднолитейном цеху, мечтал перейти в токарный, но при тогдашнем «крепостном праве» сделать это удалось только после очередной операции на ноге. Но уйдя из меднолитейного, он попал не в токарный цех, а в КБ, где работал чертёжником. Это-то и дало возможность учиться на вечернем отделении в техникуме. Закончив, некоторое время работал в КБ, но узнал, что можно поступить в политехнический институт и за три года стать инженером!
Было начало 50-х годов, время «Великих сталинских строек», когда строилось много каналов и ГЭС на Волге и в Сибири и нужно было «клепать» инженеров. На гидростроительный факультет политеха принимали закончивших техникумы и через два с половиной года выпускали их инженерами. (Из тех, кто вместе с ним учился, в конце 80‑х один был главным инженером на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС, второй - главным инженером проекта второй очереди Волго-Балта, по счастью, так и не осуществленного).
После института работал на строительстве Куйбышевской ГЭС, Красноярской ГЭС, в проектном институте. Но в начале 60‑х взял да и махнул на родину!
Рассказывал он об этом решении так. Купил мо-тоцикл и в отпуске катался по стране. И однажды весной около Полтавы увидел цветущие вишнёвые сады. Захотелось, чтобы у него был свой такой же сад! И он решил ехать домой, в Павловскую.
И уехал. Купил в деревне избушку (свой дом был давно продан). И стал закладывать сад.
Окончил курсы трактористов. Потом стал работать связистом.
Начал строить дом.
Конечно, он был в деревне «белой вороной»! Каких только слухов не удосужился. «Высланный!» (А кто в здравом уме поедет из Ленинграда в Павловскую?!) Потом привыкли. Рос сад. Строился дом.
Из письма: «Высшее образование пасти колхозных коров не помогало. Но я утверждаю, что без него моя жизнь в деревне была бы менее интересной. Например, мог бы спиться».
Когда мы познакомились, Илларион Иванович ещё жил в «избушке», дом не был достроен (велись отделочные работы). Домик примерно четыре на пять метров. Одна комната. Стол. Книжные полки по стенам. Одно, но довольно большое, окно. Печка. Кровать у стены.
Сад. Конечно, «вишнёвого» не получилось. Кусты сирени и акации, смородина, малина, кры-жовник - это всё, в общем-то, известно и привычно. Но было и другое - вязы и клёны, дубы, виргинская черёмуха, черноплодная рябина, барбарис, вишня войлочная, китайский лимонник. Был даже привезённый с Дальнего Востока бамбук! Оказалось, в наших условиях он не вырастает выше 1,5-2 метров. Но, посаженный на краю сада - растёт! Наверно, это самый северный бамбук в мире.
Многое не приживалось, вымокало, вымерзало. Из своих поездок Илларион Иванович вёз с разных концов страны семена, саженцы, вновь пытался что-то приживить.
Свой сад он характеризовал так: «Это не сад, который приносит выгоду. Не сад учёного, занимающегося селекцией или акклиматизацией растений. Я выращиваю сад по принципу Остапа Бендера - «Спасение утопающих - дело рук самих утопающих!»
(Правда, сказал это не Остап. Но ладно, важен принцип.)
Человек занимался тем, что ему было интересно. Много это или мало? Как часто в жизни мы делаем не то, к чему «лежит душа». Ради того, чтобы прокормить себя и семью. Ради того, что о нас подумают окружающие. Ради выгоды. Просто потому, что мы случайно поступили в тот вуз, а не в этот, и получили профессию, которая неинтересна нам, а мы - профессии; и (в лучшем случае!) наша работа не приносит вреда другим.
Как относились к «чудачествам» соседи? Было и такое - «Заро`стил всю деревню лесом!» Всё-таки отношение крестьян к садам на юге (на той же Украине) и на севере исторически было различным. На безлесном степном и лесостепном юге люди видели в посаженных у дома деревьях благо, защиту - от жары, от суховея. На Севере, несмотря на то, что лес был дополнительным источником пищи (грибы, ягоды, дичь), дров, строительного материала, всё же человек леса побаивался. Он с лесом боролся, отвоёвывая участки под пашню, пастбища, застройку. Может быть, поэтому, кроме вездесущих черёмух, которые росли сами по себе, деревьев в наших деревнях (хотя они и помогали при частых пожарах, иногда спасая целые «концы») всегда было маловато. Конечно, к 70-м годам прошлого века отношение это во многом поменялось. Но что-то, видимо, оставалось.
Работал бригадиром, льноводом, кладовщиком, пастухом.
Достроил дом. В конце 70-х удалось восстановить инвалидность (в молодости отказался!) и выйти на пенсию.
Дом тоже для деревни нетипичен (и тут «чудачество»!). Это коттедж на трёх ярусах: кухня, большая комната (гостиная), спальня.
Дом для одиночки. С семьёй жить в нём было бы неудобно.
И книги везде, начиная с кухни. Основная часть, конечно, в большой комнате.
Комментариев нет:
Отправить комментарий